Организмы запрограммированы на выживание, а отнюдь не на смерть…
Томас Кирквуд
Рождение, рост, старение, смерть — эту череду событий мы воспринимаем как абсолютно естественную и неизбежную. Старение обычно определяют как закономерный процесс постепенного нарушения и потери важных функций организма, особенно способности к размножению и регенерации. Со старением человека тоже не все так однозначно. Собственно, полного единомыслия по поводу причин, «целей» и механизмов старения не было раньше, нет и сейчас: существует множество теорий старения и подходов к его изучению на разных уровнях — эволюционном, популяционном, организменном, клеточном, молекулярном. Одни из них рассматривают старение как запрограммированный, предопределенный процесс, «умышленно» (с точки зрения эволюционной целесообразности) работающий на расчистку пространства для новых поколений, то есть эволюционного пластилина, другие — как квазипрограмму (имитацию программы, работающую «без злого умысла»), третьи — как стечение неблагоприятных обстоятельств, сбой в работе защитных систем, накопление всевозможных повреждений. Отдельные сообщения о замедлении темпов смертности европейцев в преклонном возрасте объясняли успехами здравоохранения или снижением смертности от непостоянных причин типа войн и эпидемий.
Что же изменилось в понимании старения с конца XX в.? Простую концепцию (постепенное накопление физиологических дефектов) потеснила более сложная и оттого не всеми принимаемая теория. Судя по всему, феномен позднего торможения старения — не популяционный артефакт, а закономерность, проявляющаяся на индивидуальном уровне. Не существует научных подтверждений тому, что любой физиологический износ, связанный со старением, неуклонно прогрессирует до самой смерти. Корифей эволюционной биологии старения Майкл Роуз и его многочисленные единомышленники считают, что старение не неизбежно накопительный и неукротимый процесс простого физиологического износа, а многогранный феномен, в котором физиологические изменения — как частное его проявление — направляются и сдерживаются диктатом адаптации (следовательно, естественным отбором). В рамках эволюционного подхода старение — это расстройство адаптации в первой половине зрелости. После завершения постепенного снижения силы естественного отбора (который по понятным причинам активен в репродуктивный период) старение прекращается, адаптивные возможности стабилизируются, хоть и на более низком уровне. Отбор безразличен к генетическим эффектам, проявляющимся в преклонном возрасте, поскольку они не влияли на благополучие популяции на протяжении ее эволюционной истории.
Примеров этому достаточно. Долгожители, не желающие мириться с феноменом старения, представлены ниже.
- Владимир Михайлович Зельдин, актер, не покидающий театральную сцену и после векового юбилея.
- Фауджа Сингх, марафонец, начавший бегать после 80. В 101 год он пронес по улицам Лондона олимпийский огонь, а в 103 успешно финишировал на Лондонском марафоне. Не знает равных (среди тех, кому за…) он и на 100-метровке. Нет, одного все же знает:
- Атлет Хидекичи Миядзаки, которому во время установления мирового рекорда было уже за 103, продолжает он это увлекательное занятие — ставить рекорды — и на 106-м году жизни.
- Йоханна Кваас, 89-летняя гимнастка из Германии.
- Лейла Денмарк, участница разработки вакцины от коклюша в 1920–1930 гг. Рассталась с педиатрической практикой в 103 года — подвело зрение.
В свете новой концепции (или, точнее, нового понимания), рассматривающей старение как сложный комплекс адаптаций, физиология организма преклонного возраста должна прилично отличаться от физиологии организма стареющего. Это, безусловно, вносит трудности в дизайн исследований старения, однако пренебрегать особостью «поздней жизни», ответственной за плато на кривой смертности, непродуктивно.
Теперь рассмотрим, к чему привело столь стремительное увеличение продолжительности жизни. Главным итогом демографической революции стал резкий рост количества пожилых и старых членов общества. Никогда прежде в истории человечества пожилые люди в возрасте старше 65 не составляли такую внушительную часть населения, перевалившую в развитых странах за 20%, а в Японии даже до 28% общей численности жителей! В некоторых странах удельный вес пожилых жителей превысил долю детей.
Ясно, что резкое увеличение абсолютной численности и удельного веса пожилых членов общества представляет собой серьезный вызов социальным службам и экономике страны, так как пенсионеры платят намного меньше налогов, требуя при этом значительных расходов на лечение и уход.
Практически во всех развитых странах существует разрыв в 8–10 лет между общей средней продолжительностью жизни и средней продолжительностью здоровой жизни. Увеличив продолжительность жизни до 80+ лет, мы фактически продлили старость, при которой 10 последних лет жизни человек испытывает, как правило, постоянное и неуклонное ухудшение общего состояния, все больше нуждаясь при этом в медицинском обслуживании и лекарствах, социальной помощи и реабилитации и т.п. Во многих случаях человек теряет свою функциональную самостоятельность, становясь зависимым от помощи по уходу.
Иначе говоря, хотя дополнительные 30 лет жизни — это, безусловно, важнейшее эволюционное достижение нашего вида, но не следует забывать, что, научившись продлевать жизнь, мы часто не способны обеспечить ее высокое качество, и последние годы жизни нередко превращаются в кошмар для пожилого человека и для его близких.