I. ПОПУЛЯЦИОННАЯ ПРОФИЛАКТИКА

Начиная с середины XVIII в. в экономически развитых странах было впервые отмечено гендерное различие в выживаемости – большей продолжительности жизни женщин по сравнению с мужчинами и по мере улучшения экономических и социальных условий жизни к концу ХХ в. в большинстве стран разрыв между полами увеличился [1]. В Российской Федерации в настоящее время он составляет около 10 лет [2]. Более того, научная литература в целом свидетельствует о том, что мужчины физически несколько сильнее, меньше болеют и имеют меньше ограничений в повседневной жизни в пожилом возрасте, тогда как женщины чаще жалуются на плохое самочувствие. Тем не менее, показатели смертности среди женщин значительно ниже, по сравнению с мужчинами, как в трудоспособном, так и в пожилом возрасте [3]. Данный феномен стал называться «гендерным парадоксом». В разные годы полученные различия в выживаемости и состоянии здоровья пытались объяснить с точки зрения гендерных различий в распространенности и прогностической значимости факторов риска хронических неинфекционных заболеваний (ХНИЗ). Известно, что некоторые факторы риска в большей степени распространены у мужчин, другие, напротив, – у женщин. По данным эпидемиологического исследования Эпидемиология сердечно-сосудистых заболеваний (ССЗ) в различных регионах России (ЭССЕ), распространенность злоупотребления алкоголя и курения в Российской Федерации, как и во многих странах [4] выше среди мужчин в сравнении с женщинами [5]. При этом, женщины лучше информированы о наличии у них заболеваний, например, артериальной гипертонии, выше среди них и охват лечением [6]. Ожирение также чаще встречается именно у женщин [7]. Аналогичным образом отличается и вклад различных показателей в заболеваемость и смертность. Так, по данным крупного метаанализа у женщин с сахарным диабетом (СД) на 58% и 13% выше риск ишемической болезни сердца и смертности от всех причин по сравнению с мужчинами, соответственно [8]. Наряду с этим, другой важный фактор риска – дислипидемия, был прогностически неблагоприятен в отношении развития острого инфаркта миокарда только среди мужчин [9].

Одной из важнейших особенностей гендерного разрыва является его незначительное изменение в зависимости от возраста [2]. Возраст – хорошо известный немодифицируемый фактор риска ХНИЗ [10]. В многофакторных моделях по оценке суммарного вклада множества факторов риска в заболеваемость и смертность, возраст всегда остается независимым фактором риска. Во все существующие шкалы оценки индивидуального риска, «возраст» включается в качестве предиктора. Сохраняющийся гендерный разрыв независимо от возраст может быть связан, с одной стороны, с изменениями в распространенности факторов риска в зависимости от возраста – например, частота метаболических факторов риска в старших возрастных группах увеличивается, а поведенческих – снижается. Так, наибольшая частота низкой физической активности и курения в Российской Федерации выявлена в молодом и среднем возрасте (25-44 года) [11]. С другой стороны, возрастной динамикой вклада факторов риска в смертность. По некоторым данным, метаболические факторы риска либо не ассоциировались со смертностью, либо риск развития неблагоприятного исхода в старших возрастных группах нивелировался [12]. По данным Wang Z. вклад ожирения в смертность снижается с увеличением возраста на каждые 10 лет примерно на 10% [13]. Тем не менее, данное предположение не объясняет сохраняющийся гендерный разрыв в популяциях мужчин и женщин, у которых метаболические и поведенческие факторы риска не регистрируются [14].

Исследования, посвященные изучению механизмов возникновения гендерного парадокса, до настоящего времени проводились преимущественно в экономически развитых странах с низкой смертностью, что не позволяет экстраполировать полученные результаты на Российскую Федерацию. К тому же, для более глубокого понимания механизмов, лежащих в основе гендерного разрыва, требуется проведение комплексного анализа c учетом социально-экономических условий.

Таким образом, несмотря на то что гендерный разрыв в продолжительности жизни и гендерный парадокс изучаются уже в течение нескольких десятилетий, причины и механизмы возникновения до сих пор не определены. Вероятно, существует множество причин, включая фундаментальные биологические различия между полами, например, различия в реакции иммунной системы, гормональном статусе и характере прогрессирования ХНИЗ. Психосоциальные факторы, такие как отношение к состоянию здоровья, социальная активность и приверженность к терапии вероятно также играют определенную роль. Количественная оценка влияния различных механизмов на возникновение гендерных различий является важной темой, результаты которой повлияют на дальнейшую тактику при создании персонифицированных профилактических программ.

Список литературы

1. Kalben B.B. Why men die younger: causes of mortality differences by sex. North American Actuarial Journal, 2000;4(4):83-111. doi:10.1080/10920277.2000.10595939.
2. Российский. Статистический Ежегодник, 2020. Стат.сб./Росстат.-М., 2020. 700.
3. Oksuzyan A., Juel K., Vaupel J. W., Christensen K. Men: good health and high mortality. Sex differences in health and aging. Aging clinical and experimental research 20(2):91-102. doi:10.1007/ BF03324754.
4. Unal B., Critchley J.A., Capewell S. Modelling the decline in coronary heart disease deaths in England and Wales, 1981-2000: comparing contributions from primary prevention and secondary prevention. BMJ 2005;331:614. doi:10.1136/bmj.38561.633345.8F.
5. Баланова Ю.А., Концевая А.В., Шальнова С.А., и соавт. Распространенность поведенческих факторов риска сердечно-сосудистых заболеваний в российской популяции по результатам исследования ЭССЕ-РФ. Профилактическая медицина 2014; 17(5), 42-52.
6. Бойцов С.А., Баланова Ю.А., Шальнова С.А., и соавт. Артериальная гипертония среди лиц 25-64 лет: распространенность, осведомленность, лечение и контроль. По материалам исследования ЭССЕ. Кардиоваскулярная терапия и профилактика. 2014;13(4):4-14.
7. Баланова Ю.А., Шальнова С.А., Деев А.Д., и соавт. Ожирение в российской популяции-распространенность и ассоциации с факторами риска хронических неинфекционных заболеваний. Российский кардиологический журнал. 2018;(6):123-130.
8. Wang Y., O’Neil A., Jiao Y., et al. Sex differences in the association between iabetes and risk of cardiovascular disease, cancer, and all-cause and cause-specific mortality: a systematic review and meta-analysis of 5,162,654 participants. BMC medicine, 2019;17:1-18. doi:10.1186/s12916-019-1355-0.
9. Madssen E., Laugsand L. E., Wiseth R., et al. (2013). Risk of acute myocardial infarction: dyslipidemia more detrimental for men than women. Epidemiology, 2013;37-642. doi:10.1097/EDE.0b013e31829d2632.
10. Dhingra R., Vasan R.S. Age as a risk factor. The Medical clinics of North America 2012;96,1:87-91. doi:10.1016/j.mcna.2011.11.003.
11. Баланова Ю.А., Капустина А.В., Шальнова С.А., и соавт. Поведенческие факторы риска в российской популяции: результаты обследования по модифицированной методологии STEPS. Профилактическая медицина. 2020;23(5):56-66.
12. Casiglia, E., Mazza, A., Tikhonoff, V., et al Weak effect of hypertension and other classic risk factors in the elderly who have already paid their toll. Journal of human hypertension, 2002;16(1):21-31. doi:10.1038/sj.jhh.1001288.
13. Wang Z. Age-dependent decline of association between obesity and mortality: a systematic review and meta-analysis. Obesity research & clinical practice, 2015;9(1):1-11. doi:10.1016/j.orcp.2014.01.006.
14. Luy M. Causes of male excess mortality: insights from cloistered populations. Population and Development Review. 2003;29(4):647-676. doi:10.1111/j.1728-4457.2003.00647.x.