Эпилог. Синдром Гамлета

Искусство — это одно из самых
бескорыстных деяний человека.

Андрей Арсеньевич Тарковский

Высшее, что может сделать искусство, —
это представить истинный образ
благородного человеческого существа.
Оно никогда не делало больше этого;
оно не должно делать меньше этого.

Джон Рескин

Как интересна медицина и как скучны учебники! Потому что писать их должны художники слова, а не конструкторы текстов. Парадокс в том, что первые в большинстве своем не поняты современным обществом, которое преимущественно состоит из вторых.

Задача авторов — не только изложить в доступной форме необходимые знания, но и затронуть темы, которые хотя и выходят за рамки федеральных государственных образовательных стандартов, но формируют личность врача. Среди таковых важнейшими являются гуманизм, свобода мышления и образное осмысление действительности.

Леонид Тишков. В зеленой лодке (из серии «Частная луна», 2015, фотография)

Реализация этой задачи привела к написанию серии так называемых концептуальных изданий, в том смысле, под которым «концептуализм» понимается как литературно-художественное течение, когда сама идея произведения выше его физического выражения. В эту серию вошел данный труд, а также учебники по онкологии и детской онкологии, научное руководство по клеточным технологиям. Концептуальные издания отличает среди прочего коллаборация с деятелями искусств: художниками, сценаристами, режиссерами. Это позволило создать художественный образ как необходимое дополнение научного содержания, определить нравственную канву служения обществу.

В споре о том, что же такое медицина — наука или искусство, ответ зависит от того, как именно мы определяем эти понятия. Например, цитата А.А. Тарковского, вынесенная в эпиграф, диктует необходимость относить медицину к искусству. Вместе с тем Д. Рескин справедливо отмечает, что «наука была тогда только мудра, когда была бескорыстна в своих положениях» (1887), отож­дествляя при этом понятия «наука» и «знание». Однако следует отделять медицину как врачевание, находящееся в практической плоскости помощи конкретным пациентам, от науки, направленной на поиск новых достижений и открытий, той науки, которая создается в лабораториях. Ученый может быть корыстен и тщеславен, врач — нет. При этом не следует считать учеными тех врачей, которые имеют ученые степени и звания, поскольку диссертация — это всего лишь квалификационная работа, отражающая результаты исследований автора, лежащих, как правило, сугубо в практической плоскости, при этом повторяя результаты, полученные в зарубежных исследованиях. По этой причине в ­Императорской академии наук среди членов практически не было клиницистов, только фундаментальные ученые. Например, Сергей Петрович Боткин, Николай Васильевич Склифосовский и Матвей Яковлевич Мудров академиками не были, но благодарный мир их помнит. Современные же академики становятся известны, как правило, после скандалов и расследований правоохранительных органов. Потому что есть только одно желание, которое может позволить себя врач, — признание. Однако все чаще мы видим подмену понятий, когда стремятся к почестям и восхвалению.

Декларируя жизнь человека как высшую ценность, общество поставило эту ценность в прямую зависимость от экономических моделей, денег и прочих материальных ресурсов. Перейдя к материальным отношениям, люди таким образом инициировали определенную сегрегацию, которая трансформировалась в желание одних достигать превосходства над другими, используя различные идеологические базы.

Джулиан Хаксли, брат писателя Олдоса Хаксли, автор термина «трансгуманизм» (1957), был последователем справедливо порицаемой евгеники, что не мешало ему изучать роль современных технологий и медицины, направленных на благополучие человека. Но какой процент населения в современном мире имеет доступ к этим технологиям? И не являются ли ограничения для существенного процента населения в известной степени искусственными, то есть инициированными самим обществом? Не только политиками, лидерами государств и общественных организаций, но и рядовыми его членами, в том числе многими врачами.

Яркий пример — модель организации медицинской помощи и ее финансирования. Ограничения, накладываемые ОМС, ВМП, бесчисленными формами и справками, в известной степени — современная интерпретация строчки из врачебных клятв Древнего Египта: «Клянусь не лечить раба без дозволения хозяина». Безусловно, в угоду электорату и общественному мнению формулировки стали менее прямолинейными.

Располагая крайне ограниченными знаниями о самих себе, о нашей планете и Вселенной, человечество прилагает максимум усилий и средств не для восполнения этих знаний, а для дальнейшей сегрегации, войн и передела сфер влияния. При этом подчеркнуто ценим жизнь и призываем к миру.

Попытка исправить выбранный вектор, преодолеть эти ограничения и реализовать желание служить людям неизбежно приводит к выбору, который на примере творчества Шекспира описал Андрей Тарковский: «Трагедия Гамлета заключается вовсе не в том, что он гибнет физически. Он обрекает себя на смерть, собираясь вправлять этот вывихнутый век. Человек, который обрекает себя на служение людям, на желание соединить разорванную нить времени, то есть отдавая себя историческому процессу в услужение, являясь катализатором его, и в этом процессе окончательно и бесповоротно растворяясь. Опасность погибнуть ради прогресса, исчезнуть совершенно, это и есть трагедия, которую испытывает Гамлет. Это трагедия личности, потому что не каждый с большой легкостью отдаст себя в жертву другим».

В этом синдроме и заключен парадокс человечества. За все века существования — ни одного года без войн, ни одного месяца без противостояний на внешнеполитических аренах, ни одного дня без убийств и грабежей. И даже служение — нередко через насилие, совершаемое над собой или другими. Никто не протестует и не осуждает. Потому что еще до того, как одни весело пили пиво и шнапс в Мюнхене и Берлине в то время, когда в Дахау и Заксенхаузене, расположенных в получасе езды, гибли тысячи, Д. Рескин отметил одну особенность: «Если бальные залы ярко освещены и туалеты прекрасны, то кому какое дело до того, сколько ужасов тут рядом и кругом?» (1887). При этом большинство открытий в медицине совершились не в лабораториях, а на полях сражений, во время войн и вооруженных конфликтов, в концентрационных лагерях. И те немногочисленные, кто предпринимал попытки сопротивления, с молчаливого согласия большинства, которое танцевало на балах и веселилось в пивных, объявлялись предателями и еретиками. Был ли у человечества иной выбор?