Ночь, холодная и опасная, уступала место сырому промозглому рассвету. За верхушками сосен красные полосы уже расчертили небо. Мелкие, почти невидимые капли как-то холодно покалывали лицо, и так взволнованно орали вороны, кружась в высоте. Что там они видят? О чём предупреждают? Но пора... Конь, в нетерпении переступая с ноги на ногу, ждал только команды, чтобы двинуться вперёд. Богатырского склада молодец сидел на нём выпрямившись, будто и не замечая веса железной кольчуги, прикрывающих грудь и торс прочных зерцал, горделиво устрёмленной в небо литой мисюрки и свисающей с неё ниже лопаток бармицы4.
Тихонько присвистнув, он пустил могучего коня своего спокойной рысцой по лесной дороге, и тот понёс с лёгкостью и седока, и утяжелённую серебром упряжь, и боевое снаряжение витязя. Трава по обочинам уже пожелтела, хотя осень только перевалила за середину. «Холодной будет зима-матушка, - думалось юноше. - Дожить бы...» Уже третий день не выводит его Бог из этого леса. Когда светло, ещё ничего. А вот ночью раскатисто гудит филин, тревожно кричит рысь, и где-то совсем рядом воет волк. А может, леший... «Чур меня, чур»... Но что это? Сквозь стволы вдалеке блеснул свет. Сильнее, чем хотел, богатырь пришпорил коня, припустившего бешеным карьером к выходу из лесного заточения...
Несколько долгих минут молодой человек мчался по бескрайнему полю. Ни впереди, ни по сторонам не было деревьев, холмов или струек печного дыма. Но вот в отдалении появилось что-то чёрное, выступающее над жёлто-зелёной гладью покрытого утренней влагой поля...